Беседа
с Иваном
Фёдоровичем Андреевым
бывш. бойцом
85-го истребительного батальона, приданного
2-й Московской ДНО
7 февраля 1971г. Беседу вёл ст. научный сотрудник Ю.Н.Яблочкин
Вопрос:
У вас в батальоне были кадровые
командиры?
Ответ: Нет. Был только офицер
от военкомата, который сопровождал нас
на стрельбище и организовывал
занятия.
Числа 12 или 13 июля ночью или
на рассвете, явился командир, нас подняли
и нам зачитали фамилии примерно половины
состава. Им приказали построиться. Они
быстро оделись, построились и их повели,
как мы полагали, на какую-то тренировку.
В:
По какому принципу произошёл этот
отбор?
О: Принцип не чувствовался.
Просто, видимо, брали целыми отделениями
или же взводами. Моих ближайших соседей
по кроватям, помню, не взяли. С этими
товарищами мы больше не встречались.
Как мы потом узнали, их в тот же день
отправили под Лугу. Это были дни, когда
немцы прорвались на реку Лугу.
В этот
же день, но днём, ушли из института
[Технологического] и мы все, оставшиеся
в батальоне. Нас построили и отвели в
военкомат. Там дополнительно выдали
значительное количество патронов. Я
целиком набил свой патронташ и ещё была
дополнительная пачка. Оттуда нас отвели
в Летний сад. Туда стали накапливаться
и другие какие-то отряды. Потом нас
перевели в здание, которое выходит на
Фонтанку и там мы провели ночь. Утром,
помню, искупались в Фонтанке. Там у нас
отобрали все документы: паспорта,
комсомольские и студенческие билеты.
Всё это было оформлено списком, упаковано
и отправлено по организациям. Затем нас
переодели: брюки, сапоги, пилотки и
тужурки типа ватников, но не как
гражданские ватники.
В: Для какой цели
вас переодевали, вы ещё не знали?
О: Не
знали, но предполагали, что нас готовят
для отправки на борьбу с каким-то десантом
или что-нибудь такое. Наша подготовка,
видимо, была окончена и нас можно [было]
бросить в дело.
Через некоторое время
нас посадили на военные машины и
повезли.
В: Перед отправкой у вас
произошли какие-нибудь организационные
перемены?
О: Появились военные люди,
кадровые военные. Они занимались нашим
снаряжением, посадкой в машины. Военные
нам сказали, что обстановка на фронте
осложнилась и нас подтягивают поближе
к передовой.
Нас повезли. Проехали
Кировский район, за Нарвскую заставу и
выехали на шоссе. Проехали через Красное
Село, дорогой несколько раз останавливались,
когда налетали самолёты, высаживались
из машин, прятались. Совсем нас высадили
в районе села Ивановского на опушке
леса. Там прорвались немцы, нацеливаясь
на Веймарн.
В: Когда вы прибыли, 2-я ДНО
уже была там?
О: Это трудно сказать,
потому что там кругом было уже много
военных. Были там и кадровые части.
Мы
спешились, машины ушли. Нас оставили в
лесу.
В: Вы по-прежнему не знали куда
вас везли?
О: Нет. Сказали, что поближе
к передовой, в этом есть необходимость.
Но мы этого жаждали и даже были рады,
что наконец-то нас везут на фронт.
Разгрузились
где-то под утро. Наступил день и через
нас начали летать снаряды. Понимаете,
мы под обстрелом были впервые, снаряд
летит где-нибудь за километр, а мы
прижимаемся, кажется, что каждый в нас.
Страшновато было. Несколько раз в этом
лесу нас обстреливали сверху. Начали
появляться легко раненые. Самолёты
стреляли разрывными пулями, которые
разлетались при соприкосновении с
листьями, деревьями. Наутро мимо нас
проносили раненых. Окровавленные тела.
Несли с передовой.
В: И как это действовало
психологически?
О: Это было страшно
для психики. Самолёты немецкие здорово
контролировали и раненых несли не по
дороге, а опушкой леса. Мы помогали
носильщикам. Это было в двух-трёх
километрах от передовой, не больше.
Трудным был первый день: и снаряды, и
самолёты, и раненых несут. Но к концу
дня мы стали чуть «грамотнее» –
начали на слух улавливать те снаряды,
которые летят к нам, и те, что мимо.
Появился первый боевой опыт. Но мы пока
ещё бездействовали.
Под конец дня, как
сейчас помню, была дана команда
построиться. Не на дороге, а тут же на
опушке. В это время мимо нас вперёд
потянулись танки, орудия. Прошло ещё
несколько колонн войск. Проехали
броневики. Появились старшие офицеры
– полковники, подполковники. Вдруг чуть
ли не бегом приблизился к нам один из
таких командиров, что-то приказал нашим
командирам и нас выдвинули к этой
просёлочной дороге. Останавливается
неожиданно один из броневиков и из него
выходит К.Е.Ворошилов. Представьте
только чем для нас, так называемых
военных, был маршал Ворошилов. Его
появление вызвало в нас такой душевный
подъём, радость и волнение, что под его
знамёнами мы готовы были идти и в огонь
и в воду. Теперь нам не страшны были ни
снаряды, ничто. Его броневичок был совсем
неподалёку от нас. Его невозможно было
не узнать. Отлично и сейчас помню: кожаная
фуражка, кожаное пальто и из-под фуражки
белые-белые, как снег, виски. Тут же
остановились другие броневики, его
сопровождавшие, и офицеры столпились
вокруг маршала. Это было в несколько
метрах от меня и я даже слышал отдельные
слова их разговора. Он их за что-то жёстко
распекал, указывал рукой то в одну, то
в другую сторону и командиры разлетались
выполнять приказы. Видимо, он непосредственно
командовал этим наступлением. Затем он
обратился к нам (мы стояли в строю по
команде «смирно») с приветственными
словами: приветствую вас, родина зовёт,
исполним свой долг. Это было очень
короткое и зажигательное обращение.
Затем он на своём броневичке уехал
дальше вперёд. Пошли воинские части, а
уже следом пристроили нас. Но шли мы не
массой, а по группам, квантами.
В: Это
было какое время дня?
О: Под вечер.
Накануне прошёл дождь и в этот день
погода была хорошей.
В: Вы подтягивались
на исходные позиции или прямо в бой?
О:
Нет, на исходные. Когда нас туда подвели,
мы оказались неподалёку от шоссе, совсем
близко от реки, в предречной болотинке.
Тут уже было много войск, в том числе
моряки. По обеим сторонам этой дороги
перед мостом нас было сосредоточено
много. Мост был цел.
В: Через Лугу.
О:
По-моему, это была не Луга, но какая-то
довольно глубокая и широкая река. Я
забыл её название.
Итак, мы стоим, стоим
сзади, впереди – кадровые части. Где-то
там Ворошилов, в километре от немцев.
Вечереет.
В: Вас беспокоили огнём?
О:
Нет, никакой стрельбы не было. Потом
расположили нас у дороги. Мы залегли,
лежим наготове. Дорога видна, видны и
танкетки впереди. И вот тут началась
стрельба.
В: Кто стрелял?
О: Тут было
трудно разобраться. Всяко было. И немцы
стреляли, и наши. Начался огневой бой.
К счастью, авиации не было. Эта пальба
длилась не так долго. Как мы поняли,
немцам не удалось перейти реку. Немец
ни в эту ночь, ни на следующий день здесь
не стал лезть. Правда, потом на дороге,
у обочины мы видели наши подбитые
танки.
Сколько мы там часов пробыли –
трудно сказать. Ночь прошла незаметно,
в напряжённом ожидании. Затем нас отвели
от этого моста. Отошли мы к селу Среднему
и опять расположились у дороги в боевой
готовности. Контролировали дорогу.
Наконец, мы вышли за деревню Мануйлово,
большую, длинную деревню, расположенную
вдоль дороги. Нас разместили в большом
сарае между деревней и станцией Веймарн.
Здесь и пробыли несколько дней. Вырыли
окопчики, каждый узнал своё место,
которое должен занять в случае тревоги.
Несли караульную службу, наблюдали за
дорогой, за воздухом.
В: А к этому
времени вы уже имели потери?
О: Да, в
том бою у моста тот, кто был поближе, мог
быть и были ранены. Например, Каменецкий,
кажется. Он был ранен и стал инвалидом
в тот вечер, пробыв на фронте одни
сутки.
В: Это были одиночные потери.
О:
Да, одиночные.
В: Над Мануйлово были
немецкие самолёты?
О: Да, всё время
держали деревню на прицеле.
В:
Разведывательные или же бомбили?
О:
Нам-то было всё равно, мы всех боялись,
пока не научились различать. Веймарн
бомбили несколько раз и во-всю, он от
нас был в двух-трёх километрах. Там даже
туалет разбили.
В: А в Мануйлово
бомбили?
О: А что его бомбить? Но оно
горело.
В Мануйлово мы пробыли, вероятно,
с неделю. Охраняли дорогу. Затем из нас
был сформирован отряд для выполнения
спецзадания в тылу врага. Кто командовал
им – не знаю, не наши люди. Видимо, старые
коммунисты, но не кадровики. Отбирали
в отряд добровольцев. Не все были
желающими. Я пошёл. Набралось что-то
около полсотни человек, если не больше.
Наша цель – уничтожить немецкий склад
за фронтом, в нескольких десятках
километров от нас, на той стороне Луги.
Шли мы туда лесом через болота, какие-то
речки. Двигались только ночью. Путь был
сложным и долгим. Проходили, обходя,
мимо населённых пунктов. Разведка
узнавала, есть ли там немцы. В одной
деревне вроде и были немцы, поэтому
подальше отошли. И добрались до пункта
назначения.
В: Сколько времени вы шли
туда?
О:
Суток двое-трое. Несколько дней мы
проходили. Уничтожить склад полностью,
помоему, не удалось.
В: Вы несли с собой
взрывчатку?
О: Всё было.
В: А подрывники
свои?
О: Нет, нет, они были чужими. С
ними, помнится, был какой-то офицер.
После
выполнения этого задания отправились
обратно. По дороге нами было совершено
несколько нападений на немецкие машины
и мотоциклистов. Подбили машину и
мотоцикл.
В: Обратно вы шли тем же
путём?
О: Я затрудняюсь вам сказать.
В:
Никаких потерь не было?
О: Нет, потери
были. В тех отделениях, которые
непосредственно участвовали в операции
против склада, появилось много раненых.
Около десятка раненых, причём тяжело.
Их надо было нести. И мы их несли, пока
не выбрались к своим.
Когда двигались
обратно, мы вышли к реке Луге, где нас
сильно обстреляли немцы из пулемётов
с железнодорожного полотна. Там был
новый железнодорожный путь и такой же
мост. Мы уже были обессиленными, довольно
солидно измотаны. Перейти тут Лугу не
удалось, и мы отошли километра на два
от этой линии. И на том направлении мы
преодолели Лугу, кто на лодках, а кто и
вплавь.
В: Организованно переправились?
О:
Организованно, всем отрядом.
В: Днём
или ночью?
О: Рано-рано утром. По-существу,
ночью.
В: Переправились, значит,
неподалёку от железнодорожного моста?
О:
Километрах в двух. Эти селения, где мы
переправлялись, назывались М. и Б.
Кленца.
Когда нас обстреливали недалеко
от моста, состояние наше было тяжёлым:
знаем, рядом, на той стороне наша земля,
казалось, всё, вот уже вышли, а тут этот
губительный огонь. Тут тоже появились
раненые. Кстати, тяжело раненых мы сдали
где-то раньше. Там встретили нас военные
и они, видимо, указали, где перейти.
/продолжение – 8 февраля 1971 г./
В:
Каковы были ваши чисто психологические
ощущения и впечатления, когда вы попали,
впервые попали в тыл врага?
О: Видите
ли, мы считали эту землю нашей родной,
немца мы не видели, поэтому общего страха
у нас не было и не могло быть. Но вполне
естественно всё же было немного не по
себе. Раз мы попали на территорию, занятую
врагом, то со всех сторон, из-за каждого
куста можно было ожидать немецкой пули.
У нас были винтовки. А у них автоматы и
поливают они из них, не целясь.
В: Вы
представляли тогда, в чём должны
отличаться ваши действия за линией
фронта от обычной борьбы?
О: Нет. Мы
знали, что задание не из лёгких, должны
встретиться с фашистом. Чувствовали
ответственность, волнение нервное,
безусловно, было высоко, и это всё время
ощущалось.
В: Что вы несли с собой?
О:
Винтовку, противогаз, много патронов,
бутыли с горючей жидкостью. сухой паёк
на несколько дней. В общем, много. С
питанием, припоминается, в конце было
очень неважно.
Самым для меня страшным
и трудным было время, когда мы, возвращаясь,
подошли к железной дороге. Сил уже почти
не было. Мы несли много раненых. Шли и
ночью и днём по открытым болотам. Нас
часто обстреливали из пулемётов. С
воздуха тоже житья не давали. Всё время
держали под наблюдением. Короче, у дороги
силы были на исходе. Еле-еле тащились и
есть смертельно хотелось. И нам говорили:
вот-вот, ребята, скоро всё, осталось
немного. И вдруг пулемётные очереди.
Сразу несколько, с разных сторон. Прямо
так и накрыли.
В: Вы напоролись на
пулемёты?
О: Напоролись, да. И вот тут
психологически было очень тяжело. Ведь
там, за рекой, наши. Там всё родное,
русские деревни, русские люди. Буквально
несколько десятков метров отделяет и
тут мы можем сложить головы. Было ощущение
будто ты вернулся с того света и тут,
рукой подать, твоя родина, отечество.
Когда
нас обстреляли, была команда залечь. Мы
не ответили на стрельбу, только наши
пулемётчики, выдвинувшись несколько
вперёд, дали в сторону врага несколько
очередей, прикрывая отход. Отошли в
другое место. И тут я ощутил, что такое
второе дыхание.
В: Вас немцы не
преследовали?
О: Нет.
Мы отошли и
затем переправились вплавь через
Лугу.
В: А в чём заключалось ваше второе
дыхание?
О: Казалось бы, мы были
совершенно обессилены. Казалось, доведи
нас до определённого места у железной
дороги, мы там упадём замертво и уснём,
несмотря на жестокий голод. А тут, когда
была дана команда спуститься к реке для
переправы, откуда-то вдруг взялись силы,
внутренняя организация. И мы не просто
сбежали к реке, а совершенно организованно,
чётко, с винтовками наготовке переправились
на тот берег. У берега появились военные,
даже одна лодка была, на которой
переправили раненых. Военные скомандовали
переправу.
В: А все умели плавать?
О:
Нет, не все. Помнится, пожилые бойцы
плыли, держась за лодочку. Кто посильнее
из ребят, дважды переправлялись, помогая
другим.
В: Там глубокая река?
О: Нет,
не очень, но всё же надо было плыть.
<...>
В: Вам выдали сухой паёк на
несколько дней. Как вы считаете, [у] вас
не хватило продовольствия потому, что
его было мало или же потому, что вы не
сумели правильно его распределить по
дням похода?
О: Думается потому, что
мы там задержались дольше, чем
предполагалось. Обратный путь был более
медленным, долгим. Не исключено, что по
неопытности где-то не рассчитали и с
продовольствием мы сами. <...>
В: По
вашему представлению, вы выполнили
боевую задачу?
О: Не знаю, полностью
ли мы выполнили, но до той деревни, где
был расположен заданный склад или
какой-другой объект наша группа дошла.
Мы окружили это место. Я не был в первом
эшелоне, видимо, находился в группе
обеспечения, поэтому подробностей не
знаю. Основное дело здесь делали,
думается, люди постарше, потому что и
среди раненых там была не молодёжь.
«Старики» были поопытнее и им,
видимо, больше доверяли. И это было
справедливо.
В: Но возвратимся к
рассказу. Итак, вы переправились через
Лугу...
О: Переправились мы где-то
недалеко от моста.
В: В пределах
видимости?
О: Нет. Мы переправлялись
в низинке, а мост стоит там, где местность
повыше.
В: Переправлялись ночью?
О:
Нет, на рассвете. Уже видно было.
Когда
переправлялись были раненые (при обстреле
с насыпи). Их, правда, было немного.
Перешли реку благополучно. На той стороне
нас накормили.
В: И куда вы попали после
переправы?
О: В деревушку у речки. Она
была не занята врагом. Там появились
военные. Видимо, там оборонялась какая-то
воинская часть и они дали продуктов.
Сама деревушка была пуста. Когда поели,
кто отправился на посты, кто – отдыхать.
Но пробыли недолго, несколько часов.
Вдруг прямо по домам начали стрелять
немецкие миномёты с другого берега.
Может, они следили за нами. Дана была
команда оставить деревню и быстро
двигаться вверх, в лес. В сторону от
берега. Там мы и сосредоточились. Раненые
всё время появлялись.
В: А вы укрываться
умели от миномётов?
О: Откуда ещё
уметь?! Ползать мы уже могли, конечно,
не так быстро и сноровисто как настоящие
солдаты. В лесу нам было легче, хотя они
ещё с час, наверное, стреляли по лесу.
В:
Но вы успели поесть в деревушке?
О: Да,
перекусили.
Во время пребывания в этом
лесу 85-й истребительный батальон, видимо,
прекратил своё существование и мы
перешли во 2-ю ополченскую дивизию. Об
этом я сужу по тому, что здесь нам впервые
дали почтовый адрес для переписки с
родными и близкими. До этого мы его не
имели.
В: Какой полк?
О: Этого я не
помню. Второй или третий, скорее всего
третий. Но до конца я не уверен.
После
вливания нас во 2-ю ДНО нам выделили
участок обороны – у железнодорожного
моста через Лугу. Когда мы прибыли на
место, начали окапываться. Часть землянок
было, часть пришлось строить. Мост от
нас был слева, буквально сразу у фланга
подразделения.
В: Мост был цел?
О: Да,
цел.
В: Движение по нему было?
О: Нет,
не было.
В: До вас на этих рубежах был
кто-либо?
О: Видимо, был, потому что там
были землянки, правда, пустые. Людей мы
не застали.
В: Ваш рубеж шёл по берегу?
О:
По самому берегу, к которому подходил
лес. Противоположный тоже лесистый
берег плохо просматривался.
На этом
месте наша жизнь вошла относительно в
норму – и со снабжением, и с другими.
Письма стали получать.
В: Сколько вы
пробыли на этой позиции?
О: Больше и
недели, и десяти дней. До середины
августа.
В: Боевая учёба была?
О: Да,
занятия проходили.
В: Были ли у вас
боевые столкновения с немцами, огневые
бои?
О: Непосредственного соприкосновения
с ними мы не имели. Немцы стояли на
противоположном берегу Луги и иногда
стреляли оттуда. То пулемётную очередь
пустят, то одиночным выстрелом. Может,
этим они хотели нас попугать, может,
следили за нами. В августе такие случаи
стрельбы участились. А на другом участке
обороны, не на нашем, по слухам были даже
попытки переправиться на наш берег.
В:
С вашей стороны огонь открывался по
тому берегу?
О: Нет, мы только
наблюдали.
Железнодорожный мост в
течение примерно месяца, пока мы там
держали оборону, многократно бомбился
немецкой авиацией. Наши здесь не летали.
Только однажды, в конце июля, над нами
был воздушный бой и был сбит наш
самолёт-истребитель. Он упал невдалеке
от нас, в нашем ближнем тылу. Я как раз
попал в группу, которая была отправлена
на поиски упавшего самолёта. Мы видели
эту машину, она сгорела вместе с лётчиком.
Немцы неоднократно бомбили мост и не
могли в него попасть. Больше они попадали
в реку. Нам, к счастью, не досталось.
Бомбёжки усилились в августе. Мост им
житья не давал. Хотя у самого моста нашей
зенитной артиллерии не было, но где-то
поблизости она била по гражданским
самолётам и мешала им прицельно бомбить.
Они кидали бомбы с большой высоты, да и
лётчики, очевидно, были не ахти какие.
Мы даже удивлялись тому, как плохо немцы
бомбят. И это чуть нас подогревало.
В:
А были попытки немцев захватить мост?
О:
Не было. В июле не было.
Однажды бомба
попала в мост, не в середину, а с краю
задела. Разворотила ферму, куски металла
летели в нашу сторону, срезая небольшие
деревья, застревая в стволах. Мы были в
это время в укрытиях. Наконец, немцам
удалось разрушить мост. Несколько
самолётов прорвалось и большая бомба
угодила в ферму. Мост здорово разворотило,
рельсы согнуло в спираль. Куски фермы
и осколки бомб прорубили в лесу целые
просеки.
В: Когда это было?
О: Где-то
в середине августа, совсем незадолго
до нашего отхода к Кингисеппу.
В:
Отходили вы спокойно?
О: Да, довольно
организованно. Никто нас не
преследовал.
Где-то у самого Кингисеппа,
на речке нас остановили и поручили
держать оборону. Фронтом к городу. Там
были очень недолго. Рядом стояли моряки.
Там мы были день или два.
В: Боевые
столкновения там были?
О: Нет, но
стрельба всё время шла. Наше подразделение
непосредственно в борьбе не участвовало.
Дрались моряки. Мы держали место, чтобы,
видимо, не дать немцам обойти. Мы стояли
на окраине Кингисеппа, но в сам город
не заходили. А потом нас куда-то отвели.
Опять начались болота и какое-то шоссе.
Населённых пунктов я не помню. Они там
не встречались. Насколько я помню, там
шла какая-то лесная дорога, по которой
немцы перебрасывали танки и тракторы.
И нашей задачей было, думается, не
позволить им использовать эту дорогу.
Особенно шла борьба с тягачами на
гусеницах. Они везли пушки и прочее. Мы
на этой дороге стояли несколько дней и
один такой тягач загубили. Обстреляли
его и он сошёл с дороги. К этому времени
у нас появился даже миномёт, а мы сами
были обвешаны бутылками с зажигательной
смесью. Мы видели там ещё кем-то подбитые
немецкий тягач и пушку. А может это были
вездеходы. Они там повадились ходить
ночью и под вечер. А нас после каждой
такой вылазки отводили в болото.
В: И
всё это на одном месте?
О: Дорога была
та же, а места засад и вылазок меняли.
Потом вышли на какую-то шоссейную дорогу,
где и танки, и наши части ходили. Тут нас
посадили на танки вместе с другими
красноармейцами и куда-то перевезли в
район Котлов. Ехали кто на чём, я – на
немецком танке. Мы его сверху облепили.
Ехали ночью. Здесь встречалось много
моряков.
В: Сами Котлы вы видели?
О:
Это было ночью. Танки нас выгрузили
невдалеке от Котлов, видимо, несколько
километров. Тут мы без конца окапывались,
оседлали дорогу. Держали оборону.
В:
Сколько времени?
О: Тут места всё время
менялись. Были несколько дней,
останавливаясь то в одном месте, то в
другом.
В: Боевые столкновения были?
О:
Стрельба велась всё время.
В: Вы
стреляли?
О: Стреляли и мы, и в нас.
В:
Вы видели противника?
О: Непосредственного
соприкосновения с ним не было.
В:
Авиация врага была?
О: Ночью в воздухе
всё время самолёты висели, но нас не
бомбили. Мы авиацию больше слышали, чем
видели.
Где-то у Котлов нас снова
посадили на маленькие танки и отвезли
ночью на шоссе. Потом спешили. Проехали
немного, по направлению к Копорью. Там
мы вырыли ячейки так, что часть из них
была обращена к шоссе, а часть – в лес.
Из этого леса нас неоднократно
обстреливали. Там мы стояли очень мало,
потому что всё время нас сбивали и мы
отходили от рубежа к рубежу. Тут стало
много воинских частей и нашего брата,
ополченцев. У нас были только винтовки.
В:
А какого рода огонь вёл противник в вашу
сторону?
О: Главным образом, миномётный.
В:
Сколько времени вы двигались от Котлов
и Копорья?
О: Несколько дней. Переходили
из оврага в овраг.
В: До рукопашных
дело доходило?
О: Нет, бои были чисто
огневыми. Мы отстреливались из винтовок.
Один раз только мы видели немцев,
копошившихся на опушке с миномётами.
В:
Дорога от вас была далеко?
О: Нет. Мы
шли параллельно дороге, на расстоянии
примерно километра от неё. Дорога у нас
была правее. Мы шли, видимо, южнее шоссе,
прикрывая его от возможных вылазок
противника. По этому шоссе двигались
наши части, был слышен шум проходивших
частей.
В: При этих отходах у вас большие
были потери?
О: Были и большие. И всё
от обстрелов.
Я был ранен 29 или 30 августа
где-то недалеко от Копорья. Первого
сентября я уже был в госпитале в
Ленинграде. Было у меня касательное
ранение черепа.
В: Как шёл этот последний
для вас бой?
О: На одном из холмов мы
закрепились, на скате оврага, скорее на
его верху. Окопались лицом к противоположной
стороне оврага и к лесу. Всё успели
сделать и начался очень сильный обстрел
из миномётов. Мины падали почти рядом.
Нам было скомандовано передвинуться
немного ближе к шоссе. В этот момент,
когда мы чуть передвинулись, стали
окапываться и отстреливаться в сторону
противника, один из миномётных налётов
меня задело осколком. Я потерял сознание.
А когда товарищи начали вновь передвигаться,
они заметили, что я весь в крови и вынесли
меня. В сознание я пришёл где-то у речки.
Меня туда оттащили. Помыли, потом
переправляли на плаву. Поддерживало
несколько солдат. Винтовка всё время
была при мне. И её со мной тащили. Невдалеке
от речки меня вынесли на шоссе, где
стояла санитарная машина, с красным
крестом. Отвезли в полевой госпиталь
или медпункт. Он был забит ранеными. И
здесь впервые мне промыли и перевязали
рану.
В: Вы встретили
войну не такой, какой до этого
представляли?
О: Конечно, не такой.
Начало
было самое отличное. Куда уж лучше – в
первый день войны (для нас, конечно), в
первый бой мы пошли с маршалом Ворошиловым,
по его указке рукой – в сторону немца.
И на меня, да не только на меня, это
произвело поразительное психологическое
воздействие. Как мы представляли войну
под командованием красного Маршала,
так и встретили.
А потом, когда полилась
кровь, стали видеть, что так не всегда
бывает. Когда увидели убитых и раненых
– это несколько отрезвило нас. Надо
было психологически перестроиться
